 |
| Архиеп. Никандр (Викторов) |
Детство и молодые годы
В миру Леонид Николаевич Викторов, родился 6 апреля 1891 года в семье священника Ярославской епархии Николая Николаевича Викторова. По линии матери Марии Николаевны (в девичестве Воскресенской) род архиепископа Никандра принадлежал к потомственному российскому духовенству и насчитывал несколько поколений священнослужителей.
Многодетная семья Викторовых жила во всех отношениях стесненно, довольствуясь скромным достатком главы семейства, трудившегося в небольшом уездном городке. В этих обстоятельствах попечение о старшем сыне Леониде было частично переложено на плечи дедушки и бабушки (священника Николая Петровича Воскресенского и его матушки Софьи Ивановны), так что в детстве будущий архиепископ Никандр, по его собственным словам, был “питомцем двух семейств”. Находясь уже в Харбине и обращаясь мысленно к далеким годам детства и юности, Владыка Никандр вспоминал:
Для получения начального образования по окончании народной школы поступил в Пошехонское Духовное Училище в 1901 г. Среднее образование получил в Ярославской духовной семинарии, где обучался с 1905 по 1911 г. По конкурсу отметок на выпуске в Ярославской семинарии, Л. Викторов получает стипендию и командируется (именно так тогда говорили) в Киевскую духовную академию.
Об учебе в Киеве он всегда вспоминал с нескрываемым восторгом:
 |
| Леонид Николаевич Викторов. Фотография 1911 г. |
По возвращении в родные места 6 июля 1915 г. выпускник академии Л. Викторов был обвенчан с Марией Арсеньевной Виноградовой и стал готовиться к принятию священнического сана. В определении места предстоящего служения деятельное участие принимал протоиерей Дароватовский – ректор Ярославской Духовной семинарии и, по позднейшему отзыву самого Владыки Никандра, “постоянный покровитель всей нашей семьи”.
Из двух возможных мест служения (Виленской и Пермской епархий) выбор пал на Пермь. Там Л. Викторова ожидала встреча с земляком - епископом Андроником (Никольским). Он стал для Л. Викторова столь же доброжелательным наставником, как в свое время ректор семинарии.
Рукоположение Л. Викторова во диакона состоялось перед праздником Успения Божьей Матери, а во иерея – на Спасов День того же 1915 г. Служил о. Леонид в Спасо-Преображенском кафедральном Пермском соборе.
Как кандидат богословия о. Л. Викторов, наряду со служением в соборе, сразу же был определен к законоучительству в трех учебных заведениях Перми: Алексеевском реальном училище, старших классах частной гимназии Л. В. Барбатенко и торговой школе [2]. О пребывании в Перми он говорил так:
Но не долго Господь привел о. Леониду служить в Перми. Грянула революция. Надвигалась гражданская война. С первых месяцев революции одной из главных мишеней большевиков сделалось “контрреволюционное духовенство”. Пермь в этом смысле не была исключением. В невыносимое положение было поставлено все духовенство епархии. Одной из первых жертв “красного террора” стал архиепископ Андроник (Никольский), зверски замученный 20 июня 1918 года.
Военный священник
В конце декабря 1918 г. войска генерала А. Пепеляева отбили у большевиков Пермь. До середины весны 1919 г. дальнейшее наступление белых на Запад развивалось успешно, но с апреля в военных действиях наступил перелом и началось откатное движение.
Летом 1919 г. священнику Л. Викторову стало ясно, что в Перми ему оставаться невозможно. В конце июня – начале июля он получает благословение на отъезд в Сибирь. После недолгого пребывания и служения в Омске, в сентябре 1919 г. о. Леонид перебирается в Томск. Там он оставляет на попечение знакомых матушку Марию Арсеньевну и поступает военным священником в войска, подчиненные Верховному правителю адмиралу А.В.Колчаку.
В январе – феврале 1920 г. священник Л. Викторов участвует в легендарном “Ледяном походе” – броске Белой армии под командованием генерала В.О.Каппеля из Нижнеудинска на Иркутск с целью освобождения из-под ареста адмирала Колчака. После неудачи этой операции и геройской гибели генерала Каппеля о. Леонид, разделяя общую судьбу войска, совершил в тридцатиградусный сибирский мороз мучительный шестидесятиверстный переход по льду озера Байкал. В этом походе он получил тяжелое отморожение рук и ног, которое давало о себе знать все последующие годы. Отмороженные пальцы отказывались твердо держать ручку, и почерк о. Леонида утратил из-за этого былую каллиграфичность. Писать от руки он почти полностью прекратил, разве что надписи на фотографиях да короткие заметки, и до конца жизни выходил из положения с помощью пишущей машинки.
После “Ледяного похода” священник Л. Викторов отступает с армией через Забайкалье и к началу 1921 г. оказывается на Дальнем Востоке. Здесь он, не оставляя обязанностей военного священника, поступает под духовное попечение епископа Владивостокского Михаила и возводится в сан протоиерея.
В 1920 г. о. Л. Викторов овдовел. 28 марта 1921 г., находясь в поселке Раздольное (чуть южнее Никольск-Уссурийска), он получил телеграмму из Томска с сообщением о том, что матушка Мария Арсеньевна “умерла тифом прошлом году”. Долгое время о. Леонид не имел о ней сведений. Теперь же, осознав обрушившуюся утрату, он сделал следующую запись на роковом телеграфном бланке: “Последняя надежда пропала…Твори Бог волю Свою” [4].
С мая 1921 г. на Дальнем Востоке стало особенно неспокойно: сначала успешное выступление против красных немногочисленного соединения бывших каппелевцев, затем – приход к власти прояпонского Временного Приамурского правительства С.Д. Меркулова. Наконец, с 10 августа 1922 г., правителем Приамурского Земского края – последнего оплота белых в России – становится генерал Дитерихс. Верные ему войска получили наименование Земской Приамурской Рати, а протоиерей Леонид Викторов был назначен их Главным военным священником. После разгрома Рати в конце октября 1922 г. о. Леонид эмигрирует в Харбин.
Священническое служение в Маньчжурии
В ожидании епископского разрешения на право совершения богослужений в чужой Харбинской епархии, о. Леонид, действуя в интересах паствы и духовенства, принял решение самостоятельно, возложив его на свою иерейскую совесть. В результате, для беженцев были организованы богослужения в китайских городах Хунь-Чуне (здесь их лично совершал о. Леонид), Ян-Ци-Гане, Гирине и корейском городе Гензане. Повсюду для этого были оборудованы достойные помещения. Насколько это было своевременно и душеполезно, становится очевидным из страшной “статистики”, приведенной в рапорте о. Леонида: за два с небольшим месяца беженских мытарств (в холоде, голоде, без крыши над головой) в одном только Гензане “открылось целое кладбище, где схоронено более 300 русских детей” [5]. Заботами о. Леонида все они отошли в мир иной по-христиански.
Особой заслугой о. Леонида и его сподвижников было сохранение в условиях военного лихолетья антиминсов (они имелись у каждого военного священника). Как известно, без них невозможно совершение Божественной Литургии. Доставление же их в Маньчжурию, когда связи с Россией и другими центрами Православия осложнились, имело исключительное значение для храмоздательства в Харбине и по всей линии КВЖД.
Владыка Никандр позже вспоминал:
Архиепископ Харбинский и Маньчжурский Мефодий радушно принял священников-беженцев и всех устроил в своей епархии. Особой чести сразу же удостоился молодой протоиерей Леонид: в 1923 году он был назначен на должность проповедника Градо-Харбинского Кафедрального Собора.
 |
| Протоиерей о. Леонид Викторов. Фотография 1927 г. |
Вернувшись в Харбин в 1927 году, отец Леонид непродолжительное время служил в Алексеевской церкви на Зеленом Базаре, но вскоре был перемещен в Свято-Николаевский собор, с зачислением на должность ключаря.
В середине 1930-х годов, после кончины отца Леонтия Пекарского, протоиерей Леонид Викторов становится настоятелем кафедрального собора и членом епархиального совета.
Наряду с исполнением трудоемких обязанностей соборного настоятеля, о. Леонид с увлечением занялся законоучительством в учебных заведениях Харбина, а также многими другими формами церковно-просветительской деятельности. Он ежегодно участвовал в Великопостных религиозно-нравственных чтениях при Благовещенской церкви Подворья Пекинской духовной миссии, возглавлял цензурирование церковных изданий, входил в состав епархиальной комиссии законоучителей.
С момента открытия в Харбине Богословско-пастырских курсов, действовавших по программе 5 и 6 классов духовных семинарий с 1928 года, отец Леонид ведет там активную лекторскую работу.
В 1934 году при Харбинском Институте святого Владимира открылся Богословский факультет с четырехгодичным циклом обучения. С первых дней существования факультета и вплоть до его закрытия отец Леонид Викторов состоял в нем доцентом, читавшим курс Священной истории Ветхого Завета [6].
Но главной своей заботой он считал законоучительство, в том числе в учебных заведениях Христианского Союза Молодых Людей (ХСМЛ/YMCA). Законоучительская деятельность отца Леонида, как и других законоучителей Харбина, не сводилась к преподаванию Закона Божьего. Перед началом занятий совершались молитвы, Великим Постом учащиеся ХСМЛ говели, исповедывались и причащались в кафедральном соборе, по праздникам служились молебны, выпускникам на торжественном акте вручались именные экземпляры Святого Евангелия. Иначе говоря - все происходило так, как в условиях дореволюционного жизненного уклада в России.
Высокий педагогический престиж ХСМЛ в Харбине считали неоспоримым. Вместе с тем, в определенных кругах к нему сохранялось настороженное отношение. Так, архиепископ Мефодий (Герасимов) в 1927 г. писал: “Союз не ведет пропаганды какого либо определенного вероисповедания, но его идеология есть та же равноценность всех вероисповеданий и полного вероисповедного или конфессионального безразличия. Юношество, входя в идейное общение с ХСМЛ, не может не подчиняться в той или иной мере идеологии Союза и не воспитать в себе зачатков конфессионального безразличия: пользующиеся благами Союза, в силу своей простой деликатности, ставят себе в обязательство делать со своей стороны те или иные уступки идеологии Союза” [7]. Поэтому-то Владыка Мефодий и направил в гимназию ХСМЛ о. Леонида, проницательного и красноречивого законоучителя, в надежде на то, что он сможет поддержать и упрочить там истинно православную атмосферу.
 |
| Настоятель Свято-Николаевского кафедрального собора в Харбине о. Л. Викторов. Фотография 1940 г. |
А чего стоит один только эпизод с языческой богиней Аматерасу, статую которой японская власть безуспешно пыталась водворить для поклонения в харбинские православные храмы! Сопротивление этому требовало от находившихся в Харбине архиереев и от настоятеля Собора о. Л. Викторова стойкости, выдержки и чрезвычайно крепких нервов.
Было из-за чего поволноваться и в момент выхода Харбинской епархии из-под юрисдикции Зарубежного Синода и вхождения ее под юрисдикцию Московской Патриархии. Заявлено об этом намерении было летом 1945 г., еще до официального вступления СССР в войну с Японией. Японское начальство, на фоне своих военно-политических неудач, было особенно разъярено этим смелым поступком русского духовенства. Разумеется, наибольшему риску в этом деле подвергали себя его инициаторы – архиепископ Нестор (Анисимов) и правящий митрополит Мелетий (Заборовский). Но и настоятелю Кафедрального Собора протоиерею Л. Виктору могло очень непоздоровиться, когда в подведомственном ему храме за богослужением началось возношение имени Святейшего Патриарха Московского.
Приход в Маньчжурию Советских войск был воспринят о. Леонидом двойственно. По Харбину прокатилась волна арестов, и он, как бывший каппелевец, вполне мог опасаться репрессий. Вместе с тем, как русский человек, он не смог скрыть глубокого восхищения героями-победителями и не хотел таить овладевших им патриотических чувств. Подобную позицию занимало тогда подавляющее большинство харбинцев. В проповедях о. Леонида и в его выступлениях вне стен храма все более приподнято зазвучала патриотическая тема.
19 апреля 1946 г. состоялось собрание общественности Харбина, посвященное проводам покидающих Маньчжурию частей Красной Армии во главе с маршалом Р.Я. Малиновским. Харбинская газета “Русское слово” писала, что с особенной силой и искренностью на этом собрании прозвучали слова о. Л. Викторова. Он в частности сказал: “Вспоминается канун нашего православного праздника [Преображения Господня]. В небе зареяли самолеты Красной Армии. Какой это был незабываемый момент! Верующие целодневным звоном, как на Пасху, приветствовали родных соотечественников. […] Что же сказать вам в момент разлуки? Только принести сердечную благодарность. Вы, доблестные бойцы и командиры, возвеличили нашу Родину на такую высоту, на какой она никогда не стояла. Передайте родной земле земной поклон от нас. Да живет в веках вознесенная вами Отчизна!” [8].
Между тем, в Харбинской епархии происходили перемены. В управление ею вступил митрополит Нестор (Анисимов), получивший титул Экзарха Восточной Азии. В делах епархии и Экзархата ему требовался деятельный помощник – викарный архиерей. Зная вдового протоиерея о. Л. Викторова со времен гражданской войны и всецело доверяя ему, Владыка Нестор остановил свой выбор на нем. Отцу Л. Викторову предстояла епископская хиротония.
Епископ Цицикарский
14 сентября 1946 г. о. Леонид был пострижен в монашество с именем Никандр. На следующий день возведен в сан архимандрита.
21 сентября наречен, а 22 сентября того же года хиротонисан во епископа Цицикарского, викария Харбинской епархии (викарий экзарха Восточной Азии) [9]. Хиротонию совершили экзарх Восточной Азии, митрополит Харбинский и Маньчжурский Нестор, архиепископ Димитрий и епископ Шанхайский Ювеналий.
На страницах журнала “Хлеб Небесный” сохранились свидетельства о том, что архипастыри задолго до 1946 г. призывали о. Леонида Викторова к служению в сане епископа. Так, Владыка Симон еще в 1931 г. намечал его своим преемником на Шанхайскую кафедру. Тогда Владыка Симон (Виноградов) писал о. Леониду: “Предлагаю Вам занять место настоятеля Гавриило-Архангельской церкви в Шанхае – в надежде, что Вы будете вместо меня епископом Шанхайским”. Позже Владыка Виктор (Святин), став архиепископом Пекинским и освобождая Шанхайскую кафедру, также предлагал о. Леониду стать епископом Шанхайским. Предложение стать епископом в Америке поступало и от архиепископа Сан-Францисского Аполлинария (Кошевого). Однако, о. Леонид, по силе скромности находя себя малоподготовленным, решительно отклонял сей высокий жребий. Отмечая эти факты, проф. Е. Сумороков в обращении к новопоставленному епископу Никандру, справедливо заметил: “Вы не стремились к этому служению, а оно неожиданно вверяется Вам – значит, есть на то воля Божья” [10].
Церковная общественность Маньчжурии единодушной поддержкой ответила на возведение о. Леонида в епископский сан, зная о его личных качествах и заслугах перед Церковью Христовой. Приветствуя епископа Никандра, ректор Харбинской Духовной семинарии протоиерей о. Симеон Новосильцев говорил: “Харбинская епархия обновляется, получает опытного, испытанного администратора, хорошо знающего приходские нужды и прекрасно знакомого с условиями жизни местного края”. Вторя ему Председатель Харбинского Епархиального совета протоиерей А. Голоскевич свидетельствовал: “В лице Вашем мы всегда имели пастыря учительного, скромного и благорасположенного, полного любви и усердия к Св. Церкви Христовой, к красоте и истовости служения в ней и живой любви к пасомым, к своим прихожанам, ценного законоучителя и администратора, прекрасного проповедника и душевных качеств человека”.
Во главе Харбинской епархии
Летом 1948 г. митр. Нестор (Анисимов) был внезапно арестован и и осужден на 8 лет в застенках ГУЛАГа [11]. Временное управление Харбинской епархией и руководство Экзархатом сосредоточились в руках Владыки Никандра. Последнее обстоятельство (руководство Экзархатом) заставляло его испытывать неловкость, ведь будучи фактически викарным архиереем, он вынужден был отдавать распоряжения архиепископу Виктору Пекинскому – старшему по сану и хиротонии епархиальному архиерею. Такое отступление от церковной этики морально угнетало Владыку Никандра, тем более, что к этому служителю Божию он издавна испытывал глубокое почтение.
В октябре 1949 г. провозглашением КНР завершилась гражданская война в Китае. Ситуация в стране существенно прояснилась, восстановились связи Маньчжурии с Пекином, и Московская Патриархия нашла своевременным урегулировать неразрешенные проблемы Восточно-Азиатского Экзархата.
Что касается религиозной политики, то увы, от новых хозяев страны не приходилось ожидать ничего хорошего. Архипастыри Никандр и Виктор (Святин) отчетливо это понимали. Их согласованная позиция основывалась на том, что в интересах Православия в Китае, пост Экзарха теперь должен занять молодой энергичный архиерей, специально присланный из СССР [12]. Расчет был в том, что китайские власти не решатся перечить “ставленнику Москвы”. Однако, в заседании Священного Синода, состоявшегося 17 августа 1950 г., на котором присутствовал архиепископ Виктор (Святин), возобладали иные соображения.
Патриаршим Указом от 22 октября 1950 г. № 1170 Экзархом Восточной Азии и Начальником Русской Духовной Миссии в КНР назначался архиепископ Китайский и Пекинский Виктор (Святин), а заместителем Начальника Миссии – епископ Цицикарский Никандр (Викторов). Тем не менее, Патриаршим Указом судьба Харбинской и Маньчжурской епархии не была определена. Формально ее главой продолжал оставаться находившийся в заключении митрополит Нестор (Анисимов).
 |
| Епископ Харбинский и Маньчжурский Никандр (Викторов) |
Управлять епархией в это время становилось все более непросто. Годы расцвета ее миновали. Начинался процесс необратимого упадка, противостоять которому было невозможно. И не удивительно. На рубеже сороковых-пятидесятых годов харбинцы – беженцы (духовенство и миряне) оказались во власти тех сил, от которых спасались в начале двадцатых. Теперь же силы эти действовали сообща с “верными учениками” – китайским руководством.
Создавая видимость юридической неразберихи, власти годами затягивали вопрос о правовом статусе Экзархата. В результате, все религиозные объединения в Китае “сформировали союзы и имели представителей в Государственном управлении – кроме Православной церкви” [12]. Во второй половине сороковых годов русские школы на территории Маньчжурии стали работать по советским программам. Восторжествовало “отделение школы от церкви”. Законоучительская деятельность была запрещена. Тогда же удар был нанесен по Богословскому факультету и Духовной семинарии. Видя это, епископ Никандр сфокусировал усилия на сохранении церковных традиций, которые пока еще оставались нетронутыми.
К сожалению, в столь опасный для Церкви период, в личных взаимоотношениях Экзарха с Заместителем совершенно некстати возникли трения. Епископ Никандр всегда считал, что “Экзархат – только номинальное представительство Патриархии, а реальное – это епархии Экзархата” [12]. Так он писал в Патриархию. Так же он думал и в тот период, когда сам исполнял должность Экзарха. Поэтому, не колеблясь, он дал указание за богослужениями в харбинских храмах поминать Экзарха только как “Господина”, не прибавляя излишнее, с его точки зрения, местоимение “нашего”. Владыка Виктор (Святин) известил Патриархию, что епископ Харбинский смотрит на Экзарха “как на лицо чисто титулярное, держась изолированно, как чисто русский архиерей, и не принимая никаких мер к китаизации церковной жизни в своей епархии” [12]. Упрекался епископ Никандр и в том, что он “противится пополнению клира своей епархии священнослужителями из числа китайцев, сохраняя приходы для остающихся русских священников” [12].
Владыка Никандр, исходя из чинопослушания, не посмел бы противиться “китаизации”, ведь она инициировалась лично Патриархом. Он лишь с настороженностью взирал на нее, имея перед глазами печальный опыт “дерусификации” в Шанхайской епархии. Там епископ-китаец Симеон (Ду), едва вступив на шанхайскую кафедру, проявил шовинистические антирусские настроения и, опираясь на группу единомышленников из числа священников-китайцев, стал делать ошеломляющие заявления: “Руководители Православной Церкви все время придерживались феодальных традиций и […] консервативных методов. Это было причиной, почему в течение двухсот лет Православная Церковь не могла дать обществу ничего активного и привела Православие к непрогрессивному мертвецкому пути”. […] Мы несем ответственность за возрождение православной веры в Китае […] Это личное дело китайского народа. […] Под руководством компартии я уяснил, что мы должны точно понять прошлые ошибки в проповедовании и образе нашей жизни”. Ну, чем не лидер “живоцерковников”?! [12]
Опасаясь форсированных темпов “китаизации”, епископ Никандр не хотел допустить внесения смуты в свою епархию, стремился гармонизировать интересы верующих китайской и русской национальностей. Он понимал, что Русская Церковь в Маньчжурии в одночасье не может превратиться в китайскую. Вместе с тем, им принимались меры как для оживления миссионерской работы, так и для подготовки китайского клира.
Осмотрительную позицию епископа Никандра в вопросе о темпах проведения “китаизации”, в конечном счете, поддержал митрополит Николай (Ярушевич), руководитель Отдела внешних церковных сношений Московской Патриархии: "Китайская православная паства малочисленна, богословское образование кандидатов китайской национальности в число клира не всегда стоит на должной высоте. Не являются ли мероприятия по организации Автокефальной Китайской Православной Церкви преждевременными?” [12].
С наступлением лета 1954 г. повод для былых разногласий между русскими Владыками Восточно-Азиатского Экзархата отпал. Решением Высшей Церковной власти намечалось упразднение Экзархата (хоть прежние епархии пока что сохранялись). Архиепископу Виктору было объявлено о необходимости “через посольство СССР в КНР ознакомиться с мнением Китайского правительства о дальнейших формах управления Китайской Православной Церковью”. Тогда же русскому духовенству в Китае, желающему выехать на родину, было предложено обращаться в Генконсульство СССР для оформления виз [12].
Все это было красноречивым сигналом. Для епископа Никандра стало очевидным, что отныне следует готовить к отъезду из Китая всех русских клириков. Иные проблемы, включая “китаизацию”, жизнь отодвигала на второй план.
Отъезд из Харбина
При подготовке к отъезду из Харбина с неотвратимостью вставал вопрос о маршруте. Куда двинуться – в СССР или, как говорили харбинцы, “за речку” – то есть в страны иного “лагеря”. Родину, конечно, любили все, но над многими довлел груз прошлого, болели незажившие душевные раны, не забылись обиды и опасения. Многие оставались идейно непримиримыми или не очень верили в хрущовский “либерализм”.
Духовенству было еще сложнее: к мукам гражданской совести добавлялось беспокойство совести иерейской. Всем было ясно, что священников, двигающихся в “западном направлении”, скорее всего ожидал переход под юрисдикцию Зарубежного Синода. С другой стороны, в страну с укоренившимися традициями “воинствующего безбожия” харбинских батюшек не слишком тянуло…
Для себя Владыка Никандр твердо решил следовать обещанию, данному в день епископской хиротонии. Тогда он заявил о послушании и преданности Патриарху Московскому Алексию. А вот распорядиться судьбами духовенства ему было очень нелегко. Впрочем, у него уже был опыт действий в подобной ситуации. Напомним, что в 1922 г., при оставлении белыми Владивостока, он предоставил каждому священнику право свободно сделать свой выбор. Вот и сейчас тем священникам, что откликнулись на призыв из Москвы, Преосвященнейший Никандр оказал всяческое содействие и отправил в сентябре 1955 г. большую группу репатриантов, гарантируя им, по согласованию с Патриархией, иерейские и диаконские места в Отечестве. В отношении же тех священнослужителей, что не стремились в Союз, он не стал злоупотреблять своим авторитетом и административными возможностями, ограничиваясь лишь мягкими архипастырскими советами:
Готовясь навсегда покинуть Харбин, епископ Никандр, совместно с секретарем Харбинского Епархиального Совета о. Симеоном Коростелевым, опубликовал обращение ко всем верующим Харбинской епархии:
С отъездом правящего архиерея и православного духовенства на Родину значительно ускорился “великий исход” русского населения из Маньчжурии. Была поставлена последняя точка в существовании русской православной общины богохранимого града Харбина - уникального, неповторимого, незабываемого, исполнившего до конца свою историческую спасительную миссию под постоянным покровительством Святителя Николая.
В Москве епископу Никандру было предложено остановиться в Переделкино, в гостевом корпусе Патриаршего Подворья. Каково же было удивление Владыки, когда он увидел, что поздним вечером у ворот Подворья его встречает … митрополит Нестор (Анисимов), только что освобожденный из мест заключения. Встреча двух старцев была умилительной. Оба не могли сдержать слез.
Епископ Архангельский и Холмогорский
7 февраля 1956 года еп. Никандр был назначен епископом Курским, но по некоторым обстоятельствам [16] на епархию не поехал и 8 марта 1956 г. был назначен епископом Архангельским и Холмогорским.
Однако, вступая на Архангельскую кафедру, епископ Никандр все еще не имел определенного ответа на два волновавших его вопроса: о дальнейшей судьбе Харбинской епархии и находящегося там церковного имущества. Впервые он поставил эти вопросы в письме митрополиту Николаю (Ярушевичу) от 5 мая 1955 г.: “Если моя епархия закрывается, прошу подтверждения сего указом и указаний, кому я имею передать управление и имущество. Если она остается действующей и только под влиянием обстоятельств постепенно свертывается, то и в этом отношении мне необходимо знать, как и что делать и как поступить со святынями, утварью и всем церковным имуществом. А нужно сказать, что имущество большое и ценное” [12].
Удивительно, но вплоть до отъезда Владыки в СССР, “в инструкциях, поступавших из Москвы, ничего на сей счет не говорилось”, а советский Консул заявлял, что вопрос о форме управления Китайской Православной Церковью “будет разрешен позднее самим Китайским правительством” [12]. В Патриархии склонялись к мысли о безвозмездной передаче Китаю всего церковного имущества. Так же полагал и архиепископ Пекинский и делал об этом соответствующие распоряжения. Епископ Никандр, однако, придерживался иной точки зрения. Он считал, что русские святыни должны быть вывезены в Россию. Так он ставил вопрос перед комиссией Московской Патриархии во главе с епископом Илларионом, посетившей Китай в августе-октябре 1955 г. Именно так он лично докладывал по прибытии своем в Москву.
Шел 1956 г., развертывались хрущевские гонения на Церковь. Патриархия становилась все более несвободной в своих действиях. Решения о церковных ценностях в Китае самостоятельно принимались мирскими властями. 30 марта 1956 г. “многомиллионное недвижимое имущество Русской Православной Церкви в Китае было безвозмездно передано государственным властям КНР. Движимое имущество подлежало передаче в собственность Китайской православной Церкви через назначенных китайских священников [17].
Что же касается епархии, то она, после отъезда Владыки Никандра, так и осталась вдовствующей. Епархиальный Совет обращался к епископу Пекинскому Василию (Шуану) с просьбой принять Харбинскую епархию под свое управление. Посетивший Харбин в октябре 1957 г. епископ Василий это предложение отклонил, ссылаясь на занятость делами Пекинской епархии. Таким образом, Владыка Никандр оказался последним епископом Харбинским и Маньчжурским.
25 февраля 1957 г. возведен в сан архиепископа.
25 февраля 1960 г. награжден правоv ношения бриллиантового креста для ношения на клобуке в ознаменование 45-летия служения.
Архиепископ Ростовский и Новочеркасский
16 марта 1961 года назначен архиепископом Ростовским и Новочеркасским, каковую кафедру и занимал до конца своей жизни.
Скончался 16 августа 1961 года в Ростове-на-Дону после продолжительной и тяжелой болезни. Погребен в ограде у алтаря Ростовского кафедрального собора Рождества Пресвятыя Богородицы.
Последним составленным им документом оказалось Пасхальное приветствие пастве:
Литература
- Коростелев В. В., Караулов А. К. Последний архипастырь Маньчжурии (к 110 – летию со дня рождения архиепископа Никандра) // Русская Атлантида, Челябинск, 2001, № 6. С. 3—11, № 7. С. 3—9.
- Митрополит Нестор. Камчатский миссионер. 1885—1962. Петропавловск-Камчатский, 2000. Текст, набор, верстка А. К. Караулов. (http://atlasch.narod.ru/)
- Хиротония Никандра, епископа Цицикарского. // “Хлеб Небесный”. Харбин: 1946. - № 9, 10. – С.55.
Использованные материалы
[1] Хиротония Никандра, епископа Цицикарского. // “Хлеб Небесный”. Харбин: 1946. - № 9, 10. – С.55.
[2] Уцелело его удостоверение преподавателя Алексеевского реального училища от 26 июня 1919 г. № 615, из которого явствует, что о. Леонид имел 14 уроков Закона Божьего и классное наставничество в IV классе - Архив семьи Коростелевых
[3] Хиротония Никандра, епископа Цицикарского. // “Хлеб Небесный”. Харбин: 1946. - № 9, 10. – С.55
[4] Телеграмма о. Л. Викторову от 28 марта 1921 г. Архив семьи Коростелевых
[5] Попов А. В. Из истории Русской Православной Церкви на Дальнем Востоке // Христианство на Дальнем Востоке. Материалы международной научной конференции. – Владивосток: ДВГУ. – 2000. С. 149–154.
[6] Калугин Н. П. Высшая богословская школа. // “Политехник”. Сидней. 1977. № 10.
[7] “Хлеб Небесный”. Харбин: 1927. - № 4.
[8] “Русское слово” Харбин, 19 апреля 1946 г., № 90 (122)
[9] Указ Патриарха от 11 июня 1946 г. № 664
[10] “Хлеб Небесный”. Харбин: 1946. - № 9,10.
[11] Разжигаева Н. П. Неугасимая свеча. // “Русская Атлантида”. – Челябинск: 2000. №3. – С. 3-11.
[12] Свящ. Д. Поздняев. Православие в Китае. Интернет.
[13] Указ 1344 датирован 2 октября 1950 г., получен 17 ноября 1950 г. в Генконсульстве СССР в Харбине. В самом указе дата назначения - 18 августа 1950 г.
[14] “Русское слово”. – Харбин: 21 сентября 1955 г.
[15] “Русское слово”. – Харбин: 27 февраля 1956 г.
[16] По сведениям А.К. Караулова, обстоятельства были вполне прозаические - в Курске был очень маленький архиерейский дом, в котором не мог разместиться Владыка и сопровождавшая его семья Коростелевых, состоявшая из 5 человек.
[17] Свящ. Д. Поздняев Православие в Китае. Интернет