КОНСТАНТИНОПОЛЬСКИЙ СОБОР 1054

Константинопольский Собор 1054 года, приведший к расколу Восточной и Западной Церквей

• На карте: Яндекс.Карта, Google-карта

Собор был созван в связи с отлучением от Церкви, провозглашенным апокрисиариями скончавшегося к тому времени папы Льва IX кард. Гумбертом, архиеп. Петром Амальфийским и диак. Фредериком (впоследствии папа Стефан IX (X)) против Константинопольского патриарха Михаила I Керулария, архиеп. Льва Охридского и патриаршего сакеллария Константина.

Собору предшествовал спор между легатами папы и иеромонахом столичного Студийского монастыря Никитой Стифатом о некоторых обычаях Западной Церкви, а именно об опресноках, о посте по субботам и целибате духовенства. Согласно "Краткому воспоминанию" кардинала Гумберта, в итоге 24 июня 1054 года Никита Стифат в Студийском монастыре в присутствии имп. Константина IX Мономаха анафематствовал собственное сочинение об этих вопросах, а также всех отрицавших, что Римская Церковь является "первой из всех Церквей", и порицавших в чем-либо ее веру. По словам кардинала Гумберта, после этого по приказу императора были переведены на греческий сочинения апокрисиариев против патриарха Михаила, архиеп. Льва Охридского и Никиты Стифата.

Как утверждал кард. Гумберт, патриарх Михаил избегал общения с легатами, и тогда легаты в субботу, 16 июля, перед началом литургии, положили на главный алтарь церкви Св. Софии грамоту с отлучением патриарха Михаила Керулария, архиеп. Льва Охридского и патриаршего сакеллария Константина. Причинами отлучения в первую очередь были названы симония, т. е. рукоположение за деньги, рукоположение евнухов, перекрещивание крещенных по другим обрядам (прежде всего по латинскому). Также патриарх и его сторонники обвинялись в том, что они, по словам легатов, провозглашали погибшими все Церкви, за исключением греческой, "разрешали и запрещали" брак священнослужителям, считали Моисеев закон "проклятым", удалили из Символа веры слова об исхождении Св. Духа и от Сына, признавали одушевленным все заквашенное, не позволяли крестить новорожденных до восьмого дня их жизни даже при опасности смерти, крестить или причащать женщин во время месячных, а также не принимали в (евхаристическое) общение бреющих бороды. Наконец, Михаил Керуларий обвинялся в "неофитстве", т. е. в скоропалительном посвящении в епископа, и в принятии монашества исключительно из "страха перед людьми", а патриарший сакелларий Константин - в том, что он топтал ногами освященные латинским священником Св. Дары.

Провозгласив затем в присутствии императора анафему "всякому, кто упорно противоречит вере и жертве" Римской Церкви, легаты отправились в обратный путь, но были возвращены в столицу по желанию имп. Константина IX. Согласно кард. Гумберту, патриарх Михаил подготовил неверный перевод грамоты отлучения и т. о. вызвал недовольство в народе против легатов. По словам кард. Гумберта, патриарх желал, чтобы легаты явились на Собор в храм Св. Софии, где с ними расправился бы возмущенный народ, император же хотел избежать такого исхода, чему в свою очередь противился патриарх. В итоге имп. Константин IX велел легатам возобновить свой путь.

Отмечая нежелание легатов предстать перед Собором, патриарх Михаил Керуларий не называл причину такого их поведения; по его словам, те даже говорили, что предпочитают скорее умереть, чем явиться на Собор. Тогда император передал патриарху через эконома собора Св. Софии монаха Стефана, магистра Иоанна и вестарха и ипата философов (придворное звание и должность) Константа письменное послание, в котором "корень зла" признавался за переводчиками и сторонниками лангобарда Аргира, визант. наместника Южной Италии. Имп. Константин IX отказывался как-либо наказать легатов, поскольку они были иностранцами и действовали по чужому внушению. Император предписывал публично сжечь грамоту отлучения после анафематствования как авторов, так и помогавших при ее написании советом или даже лишь осведомленных о ее подготовке. Наконец, имп. Константин IX велел заключить в тюрьму зятя Аргира и его сына, имевших придворные звания вестарха и веста.

В исполнение императорского решения 20 июля в прилегающем к собору Св. Софии помещении, называемом "великий секрет", были анафематствованы как сама грамота отлучения, так и ее авторы. При этом событии помимо патриарха и посланцев императора присутствовали митрополиты Феофан Кизический, Никита Халкидонский, Лаврентий Диррахийский, Анфим Сидский, Николай Пессинунтский, Лев Мирский, Лев Трапезундский, Иоанн Смирнский, Евсевий Адрианопольский, Константин Митилинский, Николай Хонский, Ипатий Идрунтский, Лев Афинский, Михаил Силейский, Николай Евханийский и Димитрий Карийский, архиепископы Лев Каравизийский, Григорий Месемврийский, Павел Лемносский, Лев Котрадийский и Антоний Зикхийский. В ближайшее воскресенье, 24 июля, анафема была провозглашена публично. Вопреки желанию имп. Константина IX анафематствованная грамота отлучения была не сожжена, но передана на сохранение хартофилаксу.

Осуждение грамоты отлучения и ее авторов было закреплено Константинопольским Собором, который состоялся еще до конца июля в правой части верхних галерей (катехумений) церкви Св. Софии под председательством патриарха Михаила Керулария и принял "Определение о грамоте, брошенной на святой трапезе послами из Рима, против святейшего патриарха Михаила". В Соборе приняли участие 12 из 16 митрополитов и 2 из 5 архиепископов, присутствовавших при анафематствовании легатов 20 июля (не было Льва Афинского, Михаила Силейского, Николая Евханийского, Димитрия Карийского, Павла Лемносского, Льва Котрадийского и Антония Зикхийского).

В соборном "Определении" вина за происшедшее однозначно возлагалась на легатов. Согласно этому постановлению, те будто бы обвинили греков прежде всего в нежелании брить бороды, меняя так "вопреки природе" человеческий образ, в принятии причастия от женатых священников и в отказе "подделать" Символ веры, вставив туда слова об исхождении Св. Духа и от Сына. В "Определении" цитировалось четвертое правило Гангрского Собора, согласно которому отлучается всякий, отказывающийся причащаться у женатого священника. Также приводилось 13-е правило Трулльского Собора, подтверждающее право рукоположенных во священство или диаконство жить с их законными женами. Учение об исхождении Св. Духа от одного Отца обосновывалось использованными еще патриархом Фотием доводами - в противном случае Св. Дух отличался бы от Отца бо́льшим количеством свойств, чем Сын, вследствие чего Сын оказывался бы ближе к Отцу, чем Св. Дух.

В соборном "Определении" также утверждалось, что легаты выдали себя за представителей папы, т. е. скончавшегося к тому времени Льва IX, в то время как на самом деле их будто бы послал в Константинополь византийский наместник (катепан) Южной Италии Аргир. Обе провозглашенные легатами анафемы - как положенная ими на алтарь собора Св. Софии, так и провозглашенная в присутствии императора - приводились в "Определении" в греческом переводе, принадлежавшем протоспафарию Косме Римлянину, некоему Пиру и монаху Иоанну Испанцу и в целом верно передающем известный по западным источникам латинский подлинник. Также в "Определении" был приведен текст послания императора патриарху Михаилу Керуларию.

Неучастие в состоявшемся в последнюю декаду июля Соборе 7 архиереев из 21, присутствовавших в Константинополе еще 20 июля, может объясняться только одной причиной - их нежеланием присоединяться к осуждению легатов в той форме, в какой оно имело тогда место. Скорее всего, отказавшиеся от участия в Соборе архиереи не поверили версии патриарха Михаила Керулария, объявившего легатов самозванцами, но предпочли избежать споров об этом вопросе.

Богословские основания Собора

Объективное понимание событий, предшествовавших Собору 1054 года, возможно благодаря анализу аргументации византийской и латинской сторон в полемике вокруг богослужебной практики.

1. Обвинения в иудействе

Бо́льшая часть сочинений против опресноков отождествляет хлеб латинской Евхаристии с иудейскими опресноками. Различие в религиозном контексте их употребления не учитывается, но сам факт использования этого вещества означает близость к иудейскому культу или даже участие в нем [1]. Чтобы придать обвинениям каноническую силу, греческие полемисты поставили антилатинскую полемику в контекст полемики I тыс. н.э. против иудействующих, обвинив также Римскую Церковь в соблюдении других иудейских обрядов (субботний пост, обрезание и др.), и использовали для аргументации 11-е правило Трулльского Собора, запрещающее есть опресноки, даваемые иудеями.

Понимая, что формально этот аргумент несостоятелен, т. к. латиняне указали на то, что не принимают опресноки от иудеев, Никита Стифат, например, обвинил Римскую Церковь в подражании иудеям [2].

Обвинение латинян в иудействе обнаруживало у греческих полемистов радикальное противопоставление Ветхого Завета Новому, в котором все ветхозаветные предписания отменялись. Латиняне видели в этом противопоставлении отрицание Ветхого Завета и указывали на связь между Моисеевым законом и спасительным домостроительством Иисуса Христа, напоминая о ветхозаветном происхождении христианского храма, алтаря, жертвоприношения, подсвечников, четыредесятницы, пасхи, церковной иерархии и т. д. [3]. Отсюда обвинение в севирианстве патриарха Михаила Керулария и его сторонников, присутствующее в анафеме легатов: "...подобно севирианам, называют злословным закон Моисеев". Обвинение свидетельствует о незнании латинянами еретического учения севириан - Ветхий Завет отрицали некоторые гностики и богомилы, но не последователи Севира Антиохийского.

2. Исторический аргумент

Господь Иисус Христос должен был, по мнению православной стороны, установить таинство Евхаристии на квасном хлебе. Этот аргумент стоит в тесной связи с проблемой, была ли Тайная вечеря иудейской пасхальной трапезой или нет. Для греч. полемистов совершённая Христом на Тайной вечере Евхаристия является новым таинством, которое они противопоставляли ветхозаветной пасхе. Поэтому даже если Господь и совершил ветхозаветную пасху с опресноками, Он не захотел установить новое таинство на веществе, предписанном ветхим Законом, но использовал для этого квасной хлеб.

Среди византийских полемистов не было единого мнения по этому пункту, который был одним из главных для латинской стороны. Это обусловлено различиями в хронологии синоптических Евангелий и Евангелия от Иоанна.

3. Практика православных Церквей

Некоторые полемисты использовали в качестве аргумента тот факт, что ко времени начала полемики все православные восточные Церкви совершали литургию на квасном хлебе. Так, в трактате "Опровержительное слово римского догмата, что приношение должно совершаться на опресноках" Никиты Никейца (вопрос атрибуции этого сочинения еще не решен окончательно) говорится:

Общераспространенность практики является доказательством того, что сами апостолы наказали всем обращаемым народам служить на квасном хлебе.

4. Этимолого-филологический аргумент

Основывается на этимологии слова ἄρτος (хлеб), используемого в евангельском рассказе об установлении таинства Евхаристии, а также на контекст (положительный или отрицательный) употребления слов ἄρτος и τὰ ἄζυμα в Св. Писании. По мнению греч. полемистов, слово ἄρτος происходит от αἴρω (поднимать) или ἄρτιος (совершенный). Оба эти слова характеризуют тесто, из которого изготавливается квасной хлеб. Т. о., только квасной хлеб может называться ἄρτος, бесквасные же опресноки не являются хлебом по определению:

5. Символико-богословский аргумент

Между элементами, входящими в состав литургического хлеба, и Телом Христа, которого верные причащаются, должно быть определенное символическое сходство. Хлеб представляет собой Тело Христово и поэтому является его "вместообразом". Однако эту функцию может выполнять только квасной хлеб в силу определенной символики составных элементов такого хлеба, прежде всего закваски.

В наиболее разработанном виде символическая аргументация представлена у Никиты Стифата, ставшего одним из родоначальников спора об опресноках с армянами и латинянами - от него во многом зависят все позднейшие антилатинские сочинения XI-XIII веков. Согласно Никите Стифату, закваска живит и согревает тесто посредством живой силы, так что хлеб, приготовленный с ее помощью, одушевлен. В свою очередь "опреснок очевидно бездушен, как этому ясно научает и сама природа вещей", "в опресноках нет никакой живой силы, поэтому они мертвы" [6]. Т. о., только "одушевленный" квасной хлеб может символически соответствовать (быть "вместообразом") одушевленному Телу Христа. Те же, кто в качестве "вместообраза" Господнего Тела используют бездушные мертвые опресноки, нарушают это соответствие и получают в таком случае бездушное, т. е. мертвое, Тело Христово.

Такая аргументация позволяла использовать стандартный полемический прием и обвинить сначала армян, а потом и латинян в христологической ереси аполлинарианства. Сам факт служения на опресноках означает, что латиняне и армяне отрицают, что Христос воспринял Тело с человеческой душой:

Греческий полемист X века митр. Леонт (Лев) Переяславский обвинял латинян в несторианстве, а митр. Иоанн II Киевский (+ после 1089) приписал латинянам целый набор ересей: манихейство, валентинианство, евтихианство, павликианство, ересь Диоскора, а также патриархов Сергия и Пирра [8].

Отвечая на письмо архиеп. Льва Охридского, кард. Гумберт в своем "Диалоге" выдвинул следующее символическое понимание опресноков, дабы исключить возможность приписать латинянам христологическую ересь:

Ответ Никиты Стифата "Об опресноках, субботнем посте и браке иереев" (или "Антидиалог") свидетельствует о том, что студийский иеромонах, не знавший латинского языка, не читал "Диалога" Гумберта, а лишь, вероятно, слышал о нем в пересказе, поскольку он делает попытку доказать, что образующие опреснок вода, мука и огонь не могут быть вместообразными (ἀντίτυπα) ни Тела Господа, ни "нетварной и бестелесной природы Святой Троицы". Если латиняне принимают такое толкование, то они впадают в ересь теопасхитов [10].

Получивший особое развитие в византийском богословии после завершения иконоборческих споров литургический символизм, из которого исходила греческая сторона, оставался чужд латинским полемистам. Латинянам не были знакомы толкования закваски как человеческой души и квасного хлеба как одушевленного Тела Христова, не имевшие прямого основания в Священном Писании. Тем более они не могли понять, какую роль может играть физическое качество хлеба для совершения таинства, если после преложения нет места природам хлеба и вина и речь может идти не об образе или знаке Тела Христова, но лишь о реальном присутствии всего Христа в Св. Дарах.

Так, в анонимном латинском фрагменте "О споре с греками", относящемся ко времени пребывания легатов в Константинополе, автор задавался вопросом, каким образом закваска животворит Тело Христово, а опреснок делает его мертвым:

Полемика кард. Гумберта с греками проходила на фоне его догматической полемики с Беренгарием Турским. Именно поэтому Гумберт, неверно поняв толкование Никиты Стифата на слова Молитвы Господней о насущном (ἐπιούσιος, в пер. Вульгаты - supersubstantialis) хлебе Евхаристии, который одновременно единосущен (ὁμοούσιος) нам [12], с особой силой настаивал на сущностном изменении хлеба и вина в Тело и Кровь Христа и на том, что хлеб Божественной трапезы сверхсущностен (supersubstantialis) по отношению к обыкновенному хлебу [13].

В свою очередь то значение, которое придавал Никита Стифат символизму физических качеств литургийного хлеба для совершения таинства, приводило к тому, что он использовал термин ἀντίτυπα по отношению к Св. Дарам не только до освящения, но и в контексте причащения [14].

Т. о., полемика вокруг опресноков представляет собой целый ряд богословских недопониманий, приведших к взаимным анафемам в 1054 году. Латинянам был чужд византийский символизм, и они не могли понять, почему типологическое сходство хлеба и Тела Христова должно влиять на действительность Евхаристии, в которой сущности хлеба уже не остается. В свою очередь византийцы, применявшие против латинян в XI-XIV веках те же аргументы, что и в полемике с армянами и иудеями, так и не смогли правильно понять догматическую позицию латинской стороны. Поэтому неудивительно, что начиная с XV века в поствизантийском богословии символическая аргументация отходит на второй план, а затем и вовсе исчезает, уступая место историческому аспекту совершения Тайной вечери. Такая смена акцентов, по всей видимости, была связана с рецепцией концепции пресуществления и формулированием в Восточной Церкви догматического учения о Евхаристии.

Литература

• Will C., ed. Acta et scripta quae de controversiis ecclesiae Graecae et Latinae saeculo undecimo composita extant. Lpz., 1861;
• Hergenroether J., ed. Monumenta graeca ad Photium eiusque historiam pertinentia. Ratisbonae, 1869.
• Чельцов М. В. Полемика между греками и латинянами по вопросу об опресноках в XI-XII вв. СПб., 1879;
• Michel A. Humbert und Kerullarios. Paderborn, 1924-1930. Bd. 1-2;
• idem. Schisma und Kaiserhof im Jahre 1054 // 1054-1954: L'église et les églises. Chevetogne, 1954. Vol. 1. P. 351-440;
• Laurent V. Le schisme de Michel Cérulaire // EO. 1932. T. 31. P. 97-110;
• Tinnefeld F. Michael I. Kerullarios, Patriarch von Konstantinopel (1043-1058): Krit. Überlegungen zu einer Biographie // JÖB. 1989. Bd. 39. S. 95-127;
• Бармин А. В. Полемика и схизма: История греко-латинских споров IX-XII вв. М., 2006.

Использованные материалы

• А. В. Бармин. М. М. Бернацкий. "Константинопольские Соборы. Собор 1054 г." // Православная энциклопедия, т. 37, с. 299-343
• http://www.pravenc.ru/text/2057126.html#part_40

[1]  Nicet. Pector. Dialex. // Michel. 1930. Bd. 2. S. 321-322

[2]  Nicet. Pector. Dialex. // Michel. 1930. Bd. 2. S. 328-329, 334

[3]  см.: Will. 1861. P. 116

[4]  Павлов А. С. Критические опыты по истории древнейшей греко-русской полемики против латинян. СПб., 1878. С. 140-141

[5]  Nicet. Pector. Contra Armen. // Hergenroether. 1869. P. 139

[6]  Nicet. Pector. Contra Armen. // Hergenroether. 1869. P. 141-142

[7]  Nicet. Pector. Contra Armen. // Hergenroether. 1869. P. 151-152

[8]  Чельцов. 1879. С. 294-295

[9]  Will. 1861. P. 107-108

[10]  Nicet. Pector. Dialex. // Michel. 1930. Bd. 2. S. 326

[11]  Will. 1861. P. 257-258

[12]  Nicet. Pector. Dialexis, Antidial. // Michel. 1930. Bd. 2. S. 322-323

[13]  Will. 1861. P. 137-138

[14]  Nicet. Pector. Contr. Armen. // Hergenroether. 1869. P. 140; ср. также: Ibid. P. 139, 151; Michel. 1930. Bd. 2. S. 323