Архимандрит Иоасаф (Боев). Москва. Таганская тюрьма. 1937 год |
В миру Боев Иван Васильевич.
Память 27 ноября, в Соборе новомучеников и исповедников Российских и в Соборе Бутовских новомучеников.
Родился 20 апреля 1879 г. в Москве. Во время одного из арестов при требовании следователя рассказать о себе отец Иоасаф написал: "Я сын крестьянина Орловской губернии Малоярославского уезда Краснинской волости села Красного, родился в Москве в Красных Казармах 20 апреля 1879 г.; отслуживши службу, отец поступил в Голицынскую больницу, где я и возрастал при окладе 7 рублей жалованья, при готовой квартире, отоплении и освещении. Семья состояла из пяти человек. Отец, мать, я - один сын, и две дочери. По бедности отец не мог мне дать образования, и я едва кончил два класса городского училища и был отдан на одиннадцатом году учиться сапожному мастерству. Как мне не хотелось быть сапожником! Я два раза бежал от подрядчика ввиду строгого отношения и побоев. Отец выпорол меня за побег и отправил опять в сапожную мастерскую, только к другому хозяину. Прослуживши у последнего четыре года, я вышел мастером из ученья и работал до двадцати одного года у разных хозяев. Но я не вмещал этой жизни ввиду пьянства и разврата, так как в праздники приходилось работать, а понедельник и вторник похмеляться; жениться у меня не было призвания, и я ушёл в монастырь в сорока верстах от Москвы в Богородском уезде, под названием Берлюковская пустынь.
В июне 1912 г. получил монашество с именем Иоасаф, в 1914 г. в мае месяце был послан на экзамен во диакона к епископу Можайскому Димитрию (Добросердову), жившему на Саввинском подворье на Тверской улице. На экзамене епископ Димитрий сделал мне предложение перейти к нему на службу, на что я согласился. По возведении меня в иеродиакона в Москве в Андроньевом монастыре архиепископом Владимиром, я был переведён на службу к епископу Димитрию на Саввинское подворье, где и служил до 1918 г., а потом был переведён в Никольский единоверческий монастырь в Москве у Преображенской заставы.
В 1921 г. я был рукоположен во священника епископом Богородским Никанором в церкви этого монастыря, и в том же году я был мобилизован в тыловое ополчение, но как специалист по пчеловодству был освобождён от службы с тем, чтобы работать в Московском земельном отделе в качестве пчеловода, и был командирован на ферму "Бодрое детство" и назначен помощником заведующего Штильбаха.
В 1922 г. пасека была перевезена в имение бывшего фабриканта Корзинкина за Пресненскую заставу. В том же году я был командирован земельным отделом в Уфимскую губернию за покупкой воска для выделки вощины для государственных пасек.
Приехавши в Уфу, я не мог приобрести такого количества воска и отправился по железной дороге по деревням искать воска. Доехавши до станции Мусалинка, я пешком пошёл до близстоящего села Тюбилясь, где встретился с архимандритом Антонием, настоятелем бывшего единоверческого Воскресенского монастыря, который находится в шести верстах от разъезда. Единоверец, с которым я познакомился случайно в 1917 г., приезжал в Москву на церковный Собор [1] и временно останавливался в доме Саввинского подворья. Разговаривая с ним, я ему сказал, что с удовольствием переехал бы на Урал священником, так как раньше, бывши на Урале, я был восхищён природой. Он мне сделал предложение поступить в село Новая Пристань в восьми верстах от станции Сулия, но я отказался ввиду того, что состою на службе, но просил его не оставить меня в будущем.
В 1923 г. заведующий пасекой Штильбах ушёл со службы, и я был поставлен на его место заведующим. В конце 1923 г. пасека была ликвидирована, и я возвратился опять в монастырь.
В монастыре в это время было два священника, и мне было отказано в вакансии ввиду сложившихся трудных обстоятельств. Хотя я состоял в это время членом артели в Москве, где мною был внесён пай, но получить место я не мог и согласился быть сторожем в этом же монастыре, превращённом к этому времени в дом коммуны завода радио.
Весной мне было предложено комендантом Баберкиным принять фруктовый сад, как знакомому с садоводством, привести его в порядок, здесь я работал до июля месяца. В этом месяце я был приглашен церковной общиной в село Аратское в качестве священника. Это случилось таким образом. Архимандрит Антоний в 1924 г. перешел из села Тюбелясь в завод Усть-Катавский и был назначен благочинным окружающих церквей, в том числе и села Аратского.
Село Аратское очень бедное, около двухсот дворов, вот они и обратились к благочинному, архимандриту Антонию, с просьбой назначить им священника одинокого, чтобы не так было трудно его содержать и ввиду квартирного вопроса, так как дом, в котором жил священник, был занят под школу. Архимандрит Антоний, вспомнив обо мне, предложил им послать протокол общего собрания о приглашении меня, на что я согласился и 20 июля 1924 г. переехал из Москвы в село Аратское. Приехав в село Аратское, я обратил внимание на здание церкви, мне бросилась в глаза заржавленная крыша и неисправность печей в церкви. Прожив месяц, я стал просить крестьян, чтобы они, согласно договору с советской властью, сделали ремонт в церкви. Получив ответ, что у них нет денег, я им указал на 7-ю статью договора с советской властью, что можно сделать добровольный сбор без принуждения, на что они согласились.
В первых числах января 1925 г. они произвели добровольный сбор мукой, овсом и деньгами и пригласили меня, чтобы и я принял участие, на что я согласился. Узнав об этом, местная власть сбор арестовала, предъявив вину, что на сбор не было взято разрешения. Я и крестьяне извинились, что сбор был сделан не по гордости, а по незнанию. Я был арестован и отправлен в Катав-Ивановский завод для допроса, после допроса я был освобождён, и со сбора арест был снят. На собранные средства был произведён ремонт печей и покрашена крыша.
4 марта 1926 г. умер священник Иванов в Симском заводе, и на его место симская община просила меня, на что я согласился, и 14 марта 1926 г. переехал на жительство в Симский завод, и тут увидел ту же разруху в отношении здания храма, как и в селе Аратском. Весь отдавшись церковному делу, я просил симскую общину обратить внимание на церковное здание, которое им дано в бесплатное пользование согласно договору с советской властью, - с тем чтобы произвести ремонт. Тут же было приступлено к промывке купола и вставке двадцати стёкол в окнах, которые были забиты досками; этим же летом были переложены четыре печи в храме и заново были сложены две печи в алтаре и в сторожке.
25 октября 1926 г. в Симский завод был приглашен на престольный праздник епископ Усть-Катавский Антоний (Миловидов), который говорил проповедь на всенощной о пришествии антихриста и о последнем времени и кончине мира, где он в проповеди поминал о жидах и о печати антихриста. Через несколько дней после праздника я был приглашен в Симский сельсовет на допрос агентом Павловым, где мне было предъявлено обвинение, будто бы я заманиваю детей в церковь конфетами. Я действительно на другой день после праздника угощал у себя на квартире певчих, в том числе были и дети, которые пели в хоре. На вопрос Павлова, какую проповедь говорил архиерей, я ему ответил, что о пришествии антихриста и кончине мира. На это Павлов мне заметил, что епископ Антоний дипломатичный и очень тонкий человек, его проповеди надо понимать иначе, и, обратясь к председателю сельсовета, он сказал ему, что это говорено по поводу нас, как будто нам, коммунистам, конец.
20 июня 1927 г. я был арестован уполномоченным ОГПУ Павловым и представлен в Златоустовский изолятор. На допросе 5 июля мне было предъявлено обвинение по 58-й статье в том, что занимаюсь контрреволюцией, будто я говорил с советом церкви, что коммунисты все жиды и скоро им будет конец. Происхожу из пролетарской семьи и уже двадцать семь лет как монашествую; я не потерпел от революции ничего, так как не имел никакого имущества. Клянусь своей честью, что я никогда не был контрреволюционером и не буду. Теперь является мне вопрос, не страдаю ли я безвинно, потому что я никогда не говорил такой глупости в церкви с амвона, какую мне предъявляет обвинение..."
24 июня 1927 г. состоялось общее собрание прихожан Дмитриевской церкви Симского завода. На собрании его председатель сообщил об аресте архимандрита Иоасафа. Присутствующие постановили избрать из среды верующих двух человек, которые должны обратиться с ходатайством к прокурору о скорейшем освобождении архимандрита Иоасафа, "так как он нужен группе верующих для совершения религиозных обрядов".
Отца Иоасафа между тем заключили в тюрьму в городе Златоусте. Во время допроса следователь спросил его:
Спустя полтора месяца после ареста отца Иоасафа следователи стали допрашивать свидетелей, у которых надеялись получить показания, подтверждающие предъявленные священнику обвинения. Допросили кандидата в члены коммунистической партии Павла Зиновьева, который сказал:
Допрошенный крестьянин Николай Мурыгин сказал:
Была допрошена член коммунистической партии Александра Филиппович, которая сказала:
24 августа 1927 г. следователь объявил архимандриту Иоасафу об окончании следствия и спросил, не желает ли он что-либо сказать в дополнение. Отец Иоасаф в ответ на это сказал:
После ответа священника снова были вызваны и допрошены свидетели. Свидетель Кирилл Хализов показал:
Вызванный в качестве свидетеля Александр Тюрин сказал:
Комсомолец Иван Брылкин показал:
5 декабря 1927 г. Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило архимандрита Иоасафа к трём годам ссылки. Он был сослан в Тобольский округ. По окончании ссылки власти запретили ему проживание в восьми областях и обязали выбрать определённое место жительства, чтобы ОГПУ удобнее было за ним вести надзор.
Весной 1930 г. архимандрит Иоасаф приехал в Уфу и стал здесь служить в Симеоновском храме.
В ноябре 1931 г. из Уфы в Москву отправился один из священников, намереваясь встретиться с епископом Андреем (Ухтомским), который в то время освободился из заключения и жил в Москве. При встрече епископ дал ему письма к верующим Уфы, а также попросил передать письмо священнику из Бугуруслана. Причём все письма имели церковный, лишённый какого бы то ни было политического содержания, характер. На обратном пути со священником в поезде познакомился агент ОГПУ, которому тот рассказал, что должен передать письма для священника из Бугуруслана. В Бугуруслане агент принял решение арестовать священника. Увидев, чем окончился его разговор с попутчиком, тот попытался сначала бежать, а затем уничтожить письма, но был схвачен и арестован. ОГПУ сочло поездку священника с письмами весомым доказательством наличия в городе Уфе контрреволюционной церковной организации и арестовало в Уфе и её окрестностях пятьдесят одного человека - среди них было одиннадцать священнослужителей, и в их числе архимандрит Иоасаф, двадцать восемь монахинь и двенадцать мирян.
ОГПУ выяснило, что при Симеоновском храме проводились беседы с верующей молодёжью, а также широкая благотворительная деятельность. Обвиняемые, не находя в этой деятельности ничего предосудительного, и не отрицали её. Одна из обвиняемых монахинь сказала:
Одна из свидетельниц показала:
Другая посетительница религиозных бесед показала:
Вызванный на допрос, архимандрит Иоасаф, отвечая на вопросы, сказал:
По окончании следствия архимандриту Иоасафу было предъявлено обвинение в том, что он "возглавлял контрреволюционную организацию церковников, которая под флагом защиты Церкви проводила контрреволюционную деятельность... Совместно с другими обвиняемыми во время ночных нелегальных сборищ в Семеновской церкви среди верующих крестьян - приезжих из окрестностей Уфы - под видом "благочестивых" бесед агитировал: "В колхозы вступать не нужно, так как там царит мрак безбожия и греха, нужно твёрдо веровать и защищать религию от нападок безбожников..." Организовал "кружок молодёжи" из девушек в количестве 10-12 человек, с которыми проводил беседы у себя в квартире в целях обработки таковых, в противовес коммунистической и комсомольской идеологии, внушая: "Остерегайтесь влияния коммунистов и комсомола, там один блуд и грех, нужно твёрдо веровать, советская власть хочет погубить христианские души, всех отступников от Бога ожидают муки ада на том свете". Состоял в нелегальном Братстве помощи политссыльным и церковникам, призывал верующих оказывать материальную помощь политссыльным".
13 апреля 1932 г. Особое Совещание при Коллегии ОГПУ по ст. 58-10 и 58-11 УК РСФСР приговорило к трём годам заключения, которое он отбывал в Красно-Вишерских исправительно-трудовых лагерях. В лагерях пробыл 2 года и 6 месяцев и за ударную работу был освобождён досрочно. Ещё 3 месяца ему пришлось провести в Свердловском лагере раскулаченных. После возвращения из заключения отец Иоасаф служил в храме на Таганке в Москве.
В апреле 1937 г. переехал в село Никольское Звенигородского района Московской области и служил в Никольском храме.
27 ноября 1937 г. был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности и заключён в Таганскую тюрьму в Москве. На допросах отец Иоасаф категорически отказывался признавать себя виновным и говорил: "Виновным себя в проведении контрреволюционной деятельности, направленной против советской власти, не признаю".
5 декабря 1937 г. Тройка НКВД по Московской области по ст. 58-10 УК РСФСР приговорила его к расстрелу за "активную антисоветскую агитацию, контрреволюционную деятельность".
10 декабря 1937 г. был расстрелян и погребён в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
В августе 2000 года причислен к лику святых Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви.
Использованные материалы
- http://kuz3.pstbi.ru/bin/code.exe/frames/m/ind_oem.html/ans - БАЗА ДАННЫХ: НОВОМУЧЕНИКИ И ИСПОВЕДНИКИ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ XX ВЕКА Православного Свято-Тихоновского Богословского Института
- http://www.fond.ru/book/book6/6-80.htm
[1] В 1917 году избран представителем на Церковный Всероссийский Собор в числе десяти членов, а затем 1 июля 1917 года - на Всероссийский съезд монашествующих в Свято-Троице-Сергиевой Лавре.