 |
| Иеромонах Софроний (Несмеянов). Фото около 1927 года |
Софроний (Несмеянов) (
1870 -
1937),
иеромонах,
преподобномученик
Память 21 октября и в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской
В миру Несмеянов Софроний Харитонович, родился 11 марта 1870 года в селе Хрущевка 2-го округа Донской области в семье донского казака.
Когда ему исполнился двадцать один год, он был призван на военную службу и направлен в артиллерийскую бригаду, расквартированную в Бендерах. По окончании службы устроился на машиностроительный завод Гартмана, где проработал девять лет.
В 1908 году поступил послушником в Свято-Духовский монастырь в городе Царицыне Саратовской губернии. Здесь он принял монашеский постриг с оставлением того же имени. Вскоре он был назначен на должность эконома.
В 1910 году епископ Алексий (Дородницын) взял его к себе келейником и рукоположил в сан иеродиакона.
В 1915 году рукоположен во иеромонаха епископом Дионисием (Прозоровским) и определен к одному из саратовских храмов.
В 1917 году он прожил несколько месяцев в Хвалынском монастыре и затем был командирован в миссионерскую школу в село Подлесное к иеромонаху Антонию, где подвизался до середины 1918 года.
В январе 1919 году иеромонах Софроний ушел на юг России и поступил полковым священником в добровольческую армию Деникина, где прослужил до разгрома белого движения, но не эмигрировал, решил остаться на родине.
В 1920 году поступил на подворье Георгиевского Балаклавского монастыря в Екатеринодаре, где настоятелем в то время был архимандрит Дамаскин (Цедрик). После закрытия в 1922 году подворья иеромонах Софроний служил в приходских храмах и в 1924 году вернулся в Саратовскую епархию.
С 1924 по 1925 год служил в с. Старая Яблонька, с 1925 года в с. Самодуровка, с 1924 по 1926 год - в с. Казановка.
О.Софроний завел в своем приходе в Казановке регулярные уроки Закона Божия, за что был арестован в 1926 году и его пытались отдать под суд, но из этого ничего не получилось, о. Софронию пришлось перейти служить в церковь Рождества Богородицы села Юрьевка.
Обновленцы распространяли слухи о том что Священный Синод обновленческой церкви – единственно признанный в качестве законного церковного возглавия вселенским и восточными патриархами, между тем как так называемые староцерковники-тихоновцы этими патриархами не признаны. Смущенные прихожане Юрьевской церкви решили послать о. Софрония в Москву для выяснения всех вопросов, он прибыл в столицу 23 декабря 1927 года. Из Москвы он привез заверенную копию грамот о признании Патриаршего Синода восточными патриархами, а также документт, подписанный представителем вселенского патриарха в России архимандритом Василием (Димопуло):
"В ответ на Вашу просьбу сообщаю, что Заместитель Местоблюстителя Патриарха, Митрополит Нижегородский Сергий, и его Священный Синод имеют письменное и молитвенное общение с Великой Христовой Церковью Вселенской и всеми Восточными Вселенскими Патриархами. Вселенская Константинопольская Патриархия не может признавать и никогда не признавала женатый епископат и второбрачие духовенства, так как это противоречит правилам церковным, действующим во всей Православной Церкви"
Приехав домой, о. Софроний за первой же службой прочел грамоты восточных патриархов и справку архимандрита Василия, полностью разрешив недоумение прихожан.
12 января 1928 года о. Софроний поехал в село Болтай к священнику Горнову. В этом селе обновленческий священник Георгий Алференко при поддержке советских властей захватил храм Покрова Божией Матери, но православные не отказались от службы и оборудовали для богослужения молитвенный дом, где и служил священник Горнов, которого о. Софроний хорошо знал. Прочитав привезенные документы, он снял с них копии для своих прихожан. В тот же день пригласили Георгия Алференко, чтобы и он ознакомился с документами. Документы были зачитаны в молитвенном доме, и некоторые верующие, ушедшие было к обновленцам, начали возвращаться в Православную Церковь.
Казанская церковь села Большие Озерки, находившаяся неподалеку от села Юрьевка, была захвачена в то время обновленцами. 3 февраля 1928 года обновленцы направили в Озерский волостной штаб милиции заявление, в котором писали, что из соседнего села, где служит иеромонах Софроний,
"рассылаются агенты во все концы нашего прихода, которые ходят по домам и агитируют, что вы, мол, пропали вместе со своим попом, так как он коммунист, стоящий за власть, и потому вы, мол, Царствия Божия не наследуете, и вот, мол, подпишитесь на нашу сторону за юрьевского монаха... и, кроме того, постоянно... бывают какие-то собрания, на которых только и умудряются во что бы то ни стало выгнать нашу сторону из церкви, а самим им вместе с юрьевским монахом завладеть ею; монах, в свою очередь, тоже проделывает то же самое. Ввиду этого просим штаб милиции принять со своей стороны... какие-либо меры... дабы между нами (обновленцами и православными - ред.) не произошло чего-либо"
10 февраля ОГПУ допросило священника-обновленца Георгия Алференко. Пожаловавшись на то, что православные священники читают грамоту представителя вселенского патриарха, из которой следует, что константинопольский патриарх признает тихоновскую Церковь, а это, конечно, задевает и тревожит совесть верующего человека, Георгий Алференко показал:
"Из неоднократных разговоров со священниками обновленцами села Калинина Большеозерской волости Муратовым Иваном Николаевичем и села Больших Озерков Романовым Григорием Павловичем выяснилось, что иеромонах Софроний ведет агитацию против обновленцев, называя их красными советскими попами и даже коммунистами. Все это могут подробно освятить священники- обновленцы Муратов и Романов"
На следующий день был допрошен обновленческий священник Григорий Романов, который сказал:
"Иеромонах Софроний Несмеянов ведет агитацию среди населения Большеозерской волости. Неоднократно приезжал в село Большие Озерки для совершения погребений, на которые обычно собирается много народа, и вот он здесь начинает призывать прихожан-обновленцев, чтобы они бросили ходить молиться в Большеозерскую церковь, так как эта церковь стала поганая, в ней служит поп-коммунист, который поставлен властью и отстаивает интересы власти. Когда иеромонах Софроний привез из города Москвы грамоты Восточных Патриархов за подписью представителя последних, архимандрита Василия, то он говорил обновленческому приходу, что вот, верующие, вас ваш Священный Синод все время обманывал, потому что Восточные Патриархи ваш Синод никогда не признавали и с вами никаких дел не имели и не имеют, а они идут с нами и признают только нас, в доказательство чего читал эти грамоты им и предлагал им выгнать обновленца-попа"
В тот же день допросили председателя и секретаря обновленческого прихода, написавших жалобу в штаб милиции. Они подтвердили все написанное, после чего был выписан ордер на обыск и арест иеромонаха Софрония.
11 февраля 1928 года иеромонах Софроний был арестован. На допросе о. Софроний на вопрос о политических убеэжениях сказал: "признаю и приветствую ту власть, при которой я живу", а также честно ответил о своей службе в деникинской армии и прежней судимости.
Сразу же после ареста о. Софрония последовал новый донос обновленцев в ГПУ:
"На днях приехал уполномоченный по делу юрьевского иеромонаха Софрония Несмеянова и арестовал его как политического преступника. Но, к сожалению всего населения, уполномоченный не коснулся других злостных контрреволюционеров. Ставлю на вид Государственному Политическому Управлению основателя этой контрреволюционной банды гражданина Якова Алексеевича Кадерова и его супругу, Анну Александровну, и его помощников. После ареста монаха эта банда тайком собирается и со своих собраний выносит на народ страшную смуту, что-де монах арестован не за преступление, а за правду Христову и что власть советская от антихриста, мучительница и гонительница... и простой народ относится к ним, как к благочестивым, доверчиво, и общественный мирный порядок нарушается... На основании вышеизложенного, во избежание могущих произойти кровавых вспышек, прошу Государственное Политическое Управление немедленно поступить с вышеозначенными политическими контрреволюционерами по всей строгости закона Советской республики"
Получив донос обновленцев, следователь ГПУ снова допросил о. Софрония. На вопросы следователя священник отвечал:
"В январе 1925 года я по приглашению прихожан из села Крутец Озерской волости ездил туда служить всенощную, и по окончании службы у меня молящиеся стали просить прочитать привезенные мной из Москвы документы, но мне в это время нездоровилось, и я сказал, что если они хотят читать, то пусть читают сами, что они и сделали, и в присутствии человек восемнадцати была прочитана справка Димопуло. Также привезенные документы давал читать и списывать с них копии гражданину села Озерки Кадерову Якову Алексеевичу и юродивой старой деве Ксении. Для чего Кадеров и Ксения снимали копии, я сказать не могу, но думаю, что для прочтения другим верующим. После Крещения я приезжал в город Вольск к епископу Симеону. Когда я епископу Симеону рассказал о привезенных мною грамотах и сказал, что я их читаю и даю снимать копии, то епископ Симеон мне строго приказал никому больше не давать снимать копий, а если кто ко мне придет в квартиру и попросит почитать, то я могу эти документы дать почитать. После этого я снимать копии с этих документов никому не давал, но читать давал при таких обстоятельствах. В одно из воскресений, после моего разговора с епископом Симеоном, ко мне приехали обновленческий священник из села Столыпино Муратов, председатель церковного совета, секретарь этого же совета и еще человека четыре из прихожан. Здесь мы прочитали грамоты и стали обсуждать. Сторонники обновленцев говорили, что эти документы подложные, а староцерковники, наоборот, заявляли, что документы настоящие. После разговоров и обсуждений столыпинский священник просил меня дать ему копии с этих документов, но я сказал, что епископ Симеон мне это делать запретил, и не дал"
После ареста о. Софрония и заключения его в тюрьму города Вольска верующие храма Рождества Богородицы, где служил о. Софроний, направили делегацию в Вольск с письменным ходатайством об освобождении священника, под которым подписались все православные жители, около двухсот человек. В своем прошении они писали:
"11 февраля 1928 года по распоряжению вашему был арестован наш приходской священник иеромонах Софроний Несмеянов, который находится теперь в исправдоме города Вольска. Настоящим свидетельствуем, что иеромонах Софроний за время своего служения у нас в храме и приходе, не говорил речей против советской власти и ее представителей. В своих речах он всегда призывал помогать бедным людям. Сам он всегда в том показывал пример, разделял свой доход беднякам. Всегда он был прост в своем обращении с прихожанами, старыми и малыми. Зная о нем как о болезненном человеке, мы боимся за его здоровье. И тем более, он нам нужен теперь, идет Великий пост. Смело ручаемся, что иеромонах Софроний всегда придет к ответу перед ГПУ. А посему просим выпустить его для служения нам"
Напуганный настойчивостью верующих, сотрудник ГПУ в тот же день отправил о. Софрония этапом из Вольска в Саратовский изолятор специального назначения.
20 апреля уполномоченный Саратовского ГПУ составил по "делу" о. Софрония обвинительное заключение:
"...являясь священником церкви села Юрьевки, Несмеянов занимался пропагандой и агитацией среди верующих, направленной к возбуждению религиозной вражды, являясь ярым защитником Сергиевской ориентации и непримиримым врагом советской власти... Разъезжая по селам и группируя вокруг себя кулацкий антисоветский элемент и ведя агитацию, направленную к возбуждению религиозной вражды и суеверия среди верующих, он явно подрывал авторитет и политику советской власти в отношении отделения Церкви от государства. Но принимая во внимание, что в деле нет достаточного материала для предания гласному суду на основании приказа ОГПУ № 172 от 2/IV-27 года и положения об органах ОГПУ, п. 7, полагал бы настоящее дело передать через 6-е отделение СО ОГПУ в Особое Совещание при Коллегии ОГПУ для рассмотрения его во внесудебном порядке и применения к Несмеянову административной высылки из пределов Саратовской губернии"
Дело было отправлено в Москву на рассмотрение представителя 6-го отделения Секретного отдела ОГПУ, который составил свое заключение:
"Дело возникло в Саратовском ОГПУ на основании поступивших сведений о том, что гражданин Несмеянов Софроний Харитонович (священник), 56 лет, ведет антисоветскую деятельность... Произведенным следствием инкриминируемое Несмеянову обвинение не установлено"
17 августа 1928 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ постановило освободить священника из-под стражи, "зачтя в наказание срок предварительного заключения".
После освобождения о. Софроний стал служить в храме села Улыбовки Саратовской области.
29 декабря 1930 года он был вновь арестован по обвинению в том, что будто бы
"вел антисоветскую агитацию, направленную против мероприятий советской власти и партии, проводимых на селе; группируя женщин, подготавливал массу против хлебозаготовок, займов и разлагал работу колхоза".
На допросе 17 января 1931 года о. Софроний категорично сказал:
"С антисоветской агитацией против мероприятий партии и властей нигде не выступал. Женщин и мужчин не группировал. Против хлебозаготовок, коллективизации, займа среди крестьян не говорил. К свержению советской власти массу не подготавливал и коммунистам и активу угроз не делал"
2 февраля был допрошен председатель сельсовета Улыбовки, накануне давший справку, в которой писал, что о. Софроний "проявил себя как антисоветский человек, вел разговоры против займа и агитировал против колхозного строительства". На допросе он показал:
"Священник Несмеянов Софроний Харитонович в селе Улыбовке проживал только около двух недель. Откуда он появился – я не знаю, но за время пребывания в селе сумел зарекомендовать себя как антисоветский тип. Среди крестьян по вопросу о весенней посевной кампании говорил: "Вот сейчас заставляют мужика готовиться к севу, а спрашивается, для кого сеять? Для того, чтобы власть опять выгребла у мужиков весь хлеб. Они готовятся к войне, поэтому и жмут мужика, чтобы запастись хлебом". Когда я его вызвал в сельсовет и предложил приобрести облигации займа, он заявил: "Заем я брать не буду, меня и так ободрали на старом месте, где я раньше служил, и теперь вы навязываете облигации. Я вам не мужик, это он боится и поэтому безропотно выполняет ваши распоряжения. Вам мало обирать мужика, так вы и до духовенства добираетесь". И от займа категорически отказался"
В тот же день один из ставленников сельсовета показал, будто о. Софроний
"во время своего пребывания в селе Улыбовке вел антисоветскую деятельность, стараясь в глазах верующих завоевать авторитет; одновременно пытался срывать хозяйственно-политические кампании в селе. Среди крестьян говорил: "Лошадей всех замучили, корма нет, власть старается вывезти весь хлеб из района, а мужик отдувайся. Хлеб вывезут, и крестьяне останутся без хлеба. С такими порядками далеко не уедут, надо молиться Богу, чтобы Господь не допустил голода, как в 1921 году"
4 февраля следователь допросил еще одного "дежурного свидетеля", который показал, что о. Софроний
"18 декабря 1930 года говорил: "Советская власть хлебозаготовкой разорит все крестьянское хозяйство и загонит мужика в кабалу... его грабят хлебозаготовкой, тыкают ему заем, как нож острый в горло, и гонят насильно в колхоз в новую кабалу, как в огненное пекло сатаны. Мужик при советской власти забит, обезличен, ему не дают рта разинуть деревенские коммунисты, это насилие может разрядиться только самими мужиками – они погибнут при этой власти, если не свергнут ее. Мужики собрали урожай, а у них весь хлеб отобрали, хлеб вывозят в города и за границу, а крестьяне остаются голодными, и в итоге их бесплатно выгоняют на вывоз хлеба в Вольск, лошади дохнут, а советская власть видит мучения крестьян, но молчит, ибо к тому ведут, чтобы окончательно задушить их"
Отец Софроний отверг все выдвинутые против него обвинения. 14 февраля 1931 года тройка ОГПУ приговорила его к ссылке в Северный край на три года.
В 1933 году иеромонах Софроний вернулся из ссылки в город Вольск, священнического места получить не смог как репрессировавшийся советской властью и устроился работать сторожем в Троицком храме.
Желая служить на церковном поприще, в 1935 году уехал в Тверь к архиепископу Фаддею (Успенскому), просить место священника. Он был определен священником в храм села Рождественское Кашинского района. Через год был переведен в храм села Ульянова Гора, а в феврале 1937 года - села Лозьево Бежецкого района.
1 сентября 1937 года сотрудник Бежецкого районного отдела НКВД Черепанов вызвал на допрос из села Глазьева пропагандиста райкома ВКП(б) Елина, и тот показал:
"Мне известно, что Несмеянов Софроний Харитонович с 1936 года работает в качестве священника и занимается антисоветской агитацией, направленной против социалистического строительства, например, в июле 1937 года колхозница Серова Анна Ильинична, у которой муж занимался пьянством, пошла к священнику Несмеянову с целью отвлечь своего мужа от пьянства. По приходу Серовой к священнику последний предложил ее мужу самому явиться к нему. Через некоторое время на квартиру к священнику прибыл Серов, у них завязался разговор на разные темы. Серов выслушал священника, пообещал вечером зайти и удалился. В этот же день Серов о случившемся сообщил мне. Я ему идти не посоветовал и сообщил об этом в районный отдел НКВД. Из разговора Серова видно, что Несмеянов приглашал его к себе не случайно, а чтобы втянуть его в свою антисоветскую организацию и заниматься контрреволюционной деятельностью"
На следующий день сотрудник НКВД вызвал для допроса Александру Мельникову - хозяйку дома, где первое время по приезде жил о. Софроний, члена церковного совета и псаломщицу. Она показала:
- Лично мне священник говорил, что колхозы являются основной причиной низкой посещаемости церкви. Если бы не было колхоза, каждый крестьянин имел бы полную свободу и являлся бы активным посетителем церкви. Колхозы есть организация противобожественная, которая отучает от Церкви, зачастую колхозник изъявляет желание идти в церковь, а его наряжают на работу.
- Что вы можете сказать о разговорах Несмеянова о сталинской конституции? – спросил следователь.
- Священник Несмеянов имеет текст сталинской конституции, и мне известно, что он ее много раз читал, а о прочитанном мне говорил: "Конституция предоставила право каждому живущему в Советском Союзе свободно посещать церковные службы... Согласно конституции притеснять нас никто не имеет права, в Ленинграде посещаемость церкви возросла, ходят и молятся жены коммунистов, а коммунисты в этом их поощряют. Крестьяне, проживающие в Лозьеве, в самое ближайшее время тоже будут посещать церковь более активно".
- Что вам известно о призыве Несмеянова к террористическому акту на председателя сельсовета Дементьева?
- В августе 1937 года был молебен, и в это время председатель сельсовета с двумя плотниками зашли в церковную ограду, о чем стало известно всем молящимся. Не знаю, что сказал Несмеянов, но знаю, что из церкви все выбежали, окружили председателя и стали кричать, что церковь разорять не дадим, просим немедленно отсюда удалиться. Дабы избежать недоразумений, председатель говорил окружающим, что он церковь трогать не думает, а пришел посмотреть тес, и после этих разговоров все молящиеся снова зашли в церковь и стали молиться. Несмеянов по поводу прихода председателя сельсовета в церковь выразил недовольство тем, что церковь притесняют, служить невозможно, и так далее. Его обращением прихожане церкви были взволнованы и в свою очередь договорились не давать сельсовету обирать церковь.
- Несмеянов, будучи вашим квартирантом, часто принимал посетителей и вел с ними беседы? Скажите содержание бесед и фамилии его постоянных посетителей.
- Несмеянов по приезде в Лозьево никого не знал и посетителей у него никаких не было
На следующий день был вызван на допрос свидетель Иван Серов, он показал:
"Мне известно, что Софроний Харитонович Несмеянов с 1936 года работает в селе Лозьеве в качестве священника. Занимается контрреволюционной агитацией... дабы противостоять советской власти. Например, в начале августа 1937 года я получил деньги за ремонт школы и немного выпил, о чем узнала жена. Назавтра же жена пошла к священнику Несмеянову и сказала, что я пью и он должен меня отучить. Священник согласился и послал за мной девочку. Когда я пришел к нему в каморку, он меня посадил и начал говорить, что я хороший мужик, но мало молюсь Богу, и на вечер он меня пригласил, чтобы я был у него обязательно, ибо сегодня вечером, сказал он, у меня соберутся некоторые, и мы помолимся. Я вечером к нему не пошел, но знаю, что у него было сборище. Назавтра же священник приходит ко мне и начинает меня упрекать, что я не пришел, предложил мне записаться в его организацию с целью отвыкнуть от вина. В это время жена задала ему вопрос: "Вас, батюшка, кажется, забирали?" Он ответил: "Сейчас новая конституция, молиться Богу может всякий, меня забирать не имеют права, в Ленинграде у коммунистов жены все ходят в церковь, и коммунисты сами их спроваживают и даже дают им денег. Только здесь люди обасурманились и не ходят в церковь, скоро все равно будут ходить". После этих разговоров он ушел домой и еще несколько раз присылал за мной, чтобы я явился к нему. В августе 1937 года ко мне пришла на квартиру теща и говорит, что батюшка очень хорошо читает проповеди, говорит, что люди обасурманились, привыкают к нехорошей жизни, а в конце проповеди сказал, что люди все покаются. Из разговоров моей жены и тещи видно, что священник в своих проповедях протаскивает контрреволюцию, группирует около себя верующих и настраивает их против советской власти. 25 августа 1937 года председатель сельсовета Дементьев пришел ко мне, и мы вместе пошли в церковь смотреть тес. Еще до нашего прихода староста церкви сообщила священнику, что мы идем, а в это время был молебен. Священник обратился к молящимся с призывом защитить его и церковь от грабежа, а по существу призвал всех присутствующих на молебне к террористическому акту на Дементьева. После произнесенной речи священника все присутствующие выбежали на улицу, окружили Дементьева, давай махать кулаками и кричать, что не дадим грабителям грабить церковь, вы и так всех ограбили. Я и Тарасов убежали, а Дементьев остался в кругу. Но, как видно, из боязни, что за покушение привлекут к ответственности, террористический акт не состоялся... Священника, как проповедника антисоветской агитации и врага трудящихся, нужно убрать".
На следующий день следователь допросил председателя сельсовета Дементьева. Он показал:
"25 августа 1937 года я как председатель сельсовета взял с собой колхозников Серова, Тарасова и Машкова и мы пошли посмотреть тес, принадлежащий сельсовету, хранящийся в церковной ограде. В церкви в это время происходил молебен. Воспользовавшись этим случаем, священник обратился к молящимся, что церковь грабят, не дают покоя, все молящиеся должны заступиться, и призвал всех присутствующих в церкви произвести надо мною террористический акт. После его призыва все молящиеся выбежали из церкви и кинулись на нас. Серов, Тарасов и Машков, испугавшись толпы, убежали, а я остался один. Молящиеся меня окружили, стали махать кулаками над моей головой и кричали: "Грабители, ограбили нас, мы вам покажем, как нас грабить!" – и ряд других контрреволюционных выкриков. Долго меня не отпускали, угрожали мне, но, видимо, из боязни ответственности за убийство, – террористический акт не состоялся. После того как я ушел, молящиеся зашли в церковь, священник начал читать и говорить всем: "Мы живем последние годы, год от года становится все хуже и хуже, народился антихрист, все реки будут залиты кровью..." От его проповеди все присутствующие заплакали. Об этом факте мне сообщила старуха Минеева".
 |
| Преподобномученик Софроний (Несмеянов) |
22 сентября
1937 года священник был арестован и допрошен.
- Следствию известно о том, что в начале 1937 года в беседе с колхозником Иваном Серовым и его женой вы истолковывали сталинскую конституцию в антисоветском духе. Что вы можете показать по существу вопроса?
- В мае или июне 1937 года у меня действительно в хате колхозника Серова в присутствии его и его жены происходила беседа о сталинской конституции. В беседе я указал, что конституция очень хороша, особо отметил значение 124-й статьи конституции, где говорится о свободе вероисповедания. Здесь же я сказал, что я читал книгу Ленина, где он пишет, что, хотя муж коммунист, а жена верующая, он как муж не имеет права запрещать жене молиться и ходить в церковь. Других разговоров я о конституции не вел.
- Следствием установлено, что вы 25 августа 1937 года в момент, когда председатель сельсовета Дементьев с понятыми пришел к церкви для осмотра досок, призвали верующих к оказанию сопротивления, чуть не вылившегося в форму теракта над председателем сельсовета Дементьевым и понятыми. Вы подтверждаете это?
- Нет, я отрицаю свое участие в возбуждении толпы верующих. Я был в церкви, занимался богослужением, и верующие сами, по своей инициативе, окружили председателя Дементьева и требовали, чтобы сельсовет не забирал у церкви досок, так как они нужны нам.
- Следствию известно, что вы настойчиво вовлекали гражданина Серова Ивана в организованное вами общество непьющих. Скажите, что это за общество, его цели, задачи и состав.
- Общества непьющих я не организовывал, и о существовании такового мне неизвестно. Зная гражданина Серова Ивана как склонного к пьянству, я два раза беседовал с ним по этому поводу, советуя ему бросить пить. Один раз он у меня был на квартире, где я советовал ему бросить пить.
- Следствием установлено, что вы занимались чтением в церкви антисоветских проповедей. Расскажите, что вас побудило к этому?
- Проповеди я читаю в церкви, однако все они религиозного содержания. Антисоветских проповедей я никогда не читал
2 октября следователь во время допроса спросил:
- Скажите, Несмеянов, сколько раз у вас на квартире устраивались пьянки, кто присутствовал и какие разговоры происходили?
- В мае месяце 1937 года на Пасху после утренней службы я пригласил певчих клироса к себе на квартиру с целью поздравить с праздником Пасхи. Пришли: Стрижев (председатель церковного совета), Мельникова Александра Алексеевна и еще две женщины, фамилии которых не знаю. Зайдя в квартиру, мы пропели "Христос Воскресе". Происходил разговор на тему о составе хора при церкви, и на закуску мною была приготовлена мелкая рыбешка; я сказал, что в кооперативе крупной рыбы нет, а поэтому ограничился этой – "чем богат, тем и рад", а разговоров о том, что в кооперативе одно вино, которым снабжают нашу кооперацию, и больше взять там нечего, я не вел. После того, когда кончили петь "Христос Воскресе", я сделал замечание, что в старые времена пели концерт, а сейчас только "Христос Воскресе".
- Скажите, сколько раз вы были на квартире у председателя церковного совета Стрижева и о чем с ним разговаривали.
- У Стрижева я был два раза, ибо стеснялся к ним ходить, так как у него сын является учителем, и разговоров с последним у меня быть никаких не может. Стрижеву я рассказывал, что меня в 1930 году арестовали и сослали на три года, причем сказал, что сослали меня неправильно, злые люди наговорили, что я якобы вел антисоветскую агитацию против займа, а на самом деле сослали меня потому, что советская власть наметила пятилетний план строительства и хотела избавиться от всех священнослужителей и монахов, и в это число я попал.
- В разговоре с певчей клироса Мельниковой вы, Несмеянов, выражали клевету на колхозы, говорили что эта организация противобожественная, вступать в нее не надо, она отучает людей от церкви. Признаете ли вы себя виновным в распространении контрреволюционных суждений по адресу колхозов?
- У Мельниковой я жил на квартире, часто просил ее купить мне хлеба, но в кооперации мне давать хлеб отказывались; я говорил, что отказывать мне не имеют права, я поставлен народом и кормить меня обязаны. В присутствии Серова и Мельниковой я говорил, что конституция разрешает свободу отправления религиозных культов, статья 124-я. А разговоров антисоветского порядка о колхозах не вел и виновным себя не признаю.
- Следствие располагает сведениями, что вы, Несмеянов, председателю церковного совета Стрижеву по поводу сталинской конституции выражали контрреволюционные взгляды, что "конституция обеспечивает свободу только коммунистам, власть держится при помощи голого насилия, скоро произойдет переворот государственной власти". Признаете ли вы себя виновным в этом?
Выслушав, в чем его обвиняют, священник замолчал, ничего не стал говорить. Следователь решил подключить к делу мучителей. Пришли два политрука, а с ними сержант госбезопасности — комендант районного отделения НКВД. Отец Софроний продолжал молчать. Они составили протокол, в котором было написано, что священник на поставленные вопросы отвечать отказался, виновным себя не признал, от подписи по неизвестным причинам отказался.
Следователь составил обвинительное заключение, внеся в него все имевшиеся у него лжесвидетельства, вынужденно отметив, что священник виновным себя не признал, но уличается показаниями свидетелей. Не удовлетворившись этой, по существу достаточной для вынесения приговора формой, он через день снова допросил священника.
- Следствием установлено, что вы проводили контрреволюционную агитацию, направленную на срыв мероприятий, проводимых на селе коммунистической партией и советской властью. Требую от вас искренних признаний по существу дела.
- На поставленный вопрос отвечать отказываюсь и виновным себя не признаю.
- Вашим ответом следствие не удовлетворено, требую вашей откровенности и искренней признательности по существу дела.
- Повторяю, что на поставленный вопрос отвечать отказываюсь и виновным себя не признаю.
Подписываясь под последним своим ответом, отец Софроний написал: "С ответами согласен, а с задаваемыми вопросами не согласен".
Снова следователь вызвал бригаду мучителей, снова задавались одни и те же вопросы, и снова следовали ответы священника, лишенные всякой двусмысленности.
- В беседе с председателем церковного совета по поводу выпущенного советской властью «займа укрепления обороны страны» вы, обвиняемый Несмеянов, высказывали клевету и антисоветские взгляды, говорили, что «советская власть на словах ведет к зажиточной жизни, а на деле скоро будем помирать голодной смертью; с целью отобрать последние гроши у крестьян выпустили заем, и подписка на последний проводится под силой нажима». Признаете ли вы себя виновным в этом?
- Беседы с председателем церковного совета по поводу займа у меня не было, и таких разговоров я нигде не вел. Виновным в этом себя не признаю.
Не доверяя ни в чем лживому следствию, отец Софроний в конце протокола своей рукой написал: "От подписи протокола отказываюсь".
1 ноября 1937 года тройка УНКВД по Калининской области приговорила иеромонаха Софрония к расстрелу.
Расстрелян 3 ноября 1937 года, и погребен в общей безвестной могиле.
16 марта 1989 года реабилитирован Тверской областной прокуратурой по 1937 году репрессий.
Причислен к лику новомучеников и исповедников Российских решением Архиерейского Собора Русской Православной Церкви в августе 2000 года.
Использованные материалы
- Игумен Дамаскин (Орловский). "Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 3" Тверь. 2001. С. 275-294
- БД ПСТГУ "Новомученики и Исповедники Русской Православной Церкви XX века"