 |
| Священномученик Николай Сретенский |
Николай Алексеевич Сретенский (
1867 -
1937),
священник,
священномученик
Память 4 сентября и в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской
Родился 15 апреля 1867 года в селе Толстиково Бежецкого уезда Тверской губернии в семье священника Алексия Сретенского.
В десятилетнем возрасте поступил в Бежецкое духовное училище, по окончании которого поступил в Тверскую духовную семинарию.
Пройдя курс семинарии, Николай Алексеевич полгода работал учителем в земской школе, затем был переведен на должность духовного надзирателя, в коей проработал несколько месяцев.
Женился. В семье о. Николая было двое детей - сын Владимир (1895 г.р.) и дочь [1].
В 1890 году был рукоположен в сан священника ко храму Бежецкого Благовещенского монастыря, в котором прослужил до своего ареста в 1937 году.
С 1906 года состоял действительным членом Тверского православного миссионерского общества.
С 1910 года - член благотворительного общества во имя святой великомученицы Варвары для вспомоществования бедным воспитанницам Тверского епархиального женского училища.
Прослужив несколько лет в Бежецком монастыре, о. Николай стал пользоваться большой любовью и уважением прихожан. Несмотря на беспощадные гонения двадцатых годов, в Бежецке при монастыре еще в середине тридцатых годов жили около пятидесяти монахинь. Из монастырских зданий они были изгнаны, жили по частным квартирам, но по-прежнему собирались в храме, отправляли монастырские службы и держались монашеского образа жизни. Когда власти в городе попытались закрыть все храмы, монахини воспротивились этому и начали собирать подписи верующих жителей города под прошением не закрывать храмы.
5 августа 1937 года о. Николай был арестован и в тот же день был допрошен. Следователь, в поисках обвинения, спрашивал о деталях биографии священника, о его родственниках, о находящемся за границей сыне. Допросы шли каждый день, беспрерывно. Затем был составлен протокол. Следователь спрашивал:
– Расскажите, как вы лично реагировали на закрытие бежецкими властями Введенской церкви.
– Я считал это мероприятие бежецких властей неверным. Хотя церковь и не обслуживалась мною, я все же осуждал священников Введенской церкви и церковный совет за то, что они допустили закрытие властями этой церкви. Я полагал, что они боятся репрессий со стороны советской власти.
– Были ли случаи, когда верующие обращались к вам с жалобами и осуждениями отдельных мероприятий советской власти?
– Нет, таких случаев не было, несмотря на то, что я пользуюсь у них большим доверием и авторитетом. Правда, был случай, когда пятьдесят моих монахинь обратились ко мне с жалобой, что органы власти обложили их большим налогом за кустарную выделку одеял без патента. Я оказал им содействие в обжаловании.
10 августа был составлен очередной протокол допроса:
– Следствию известно, что на созываемых епископом
Григорием Козыревым антисоветских собраниях духовенства вы произносили антисоветские речи. Что вы можете показать по существу?
– Я отрицаю, что на указанных выше собраниях духовенства я произносил якобы антисоветские речи.
– Скажите, до приезда Козырева в Бежецк вы собирались на собраниях духовенства?
– Нет, до приезда епископа Козырева в Бежецк собраний духовенства никогда не проводилось, они установились как правило лишь с приездом епископа.
– Скажите, в читаемых вами в церкви проповедях вы упоминали о бесах, кого вы понимали под бесами?
– Да, я действительно упоминал в своих проповедях о бесах, призывая верующих не верить бесам, не поддаваться их соблазнам. Под бесами я понимал тех бесов, о коих сказано в Евангелии.
– Скажите, в какой плоскости у вас был разговор с Василием Ливановым об убийстве товарища Кирова?
– Был ли у меня с Ливановым разговор на данную тему, сказать не могу, так как не помню.
– Вы использовали своих монашек в собирании подписей за недопущение закрытия церкви?
– Нет. Я знал, что государство все равно не пойдет навстречу нашему ходатайству о недопущении закрытия церкви.
– Скажите, какого характера у вас был разговор с Иваном Докучаевым по заметке в газете "Знамя коммуны"?
– Незадолго до ареста меня и Докучаева последний пришел ко мне. Я ему показал статью в газете "Знамя коммуны", где священники назывались врагами народа и говорилось об усилении антирелигиозной пропаганды. Мы с Докучаевым возмущались тем, что в печати нас называют врагами народа, и пришли к выводу, что антирелигиозная пропаганда местных властей, по-видимому, должна выразиться в арестах и высылках священников.
14 августа был проведен очередной допрос. Следователь спрашивал:
– Следствию известно, что вы занимались религиозной обработкой молодежи. Что вы можете рассказать по существу?
– Что вовлечением молодежи в церковь я не занимался.
– Признаете ли вы себя виновным в том, что, присутствуя на антисоветских собраниях духовенства, устраиваемых епископом Козыревым, вы произносили антисоветские речи и занимались антисоветской агитацией?
– Присутствуя на всех собраниях духовенства города, созываемых епископом Козыревым, я антисоветских речей не произносил и антисоветской агитацией не занимался.
19 августа состоялся последний допрос:
– Следствию известно, что вы предупреждали всех участников контрреволюционных собраний духовенства о соблюдении ими конспирации в целях избежания подозрений НКВД. Вы подтверждаете это?
– Нет, таких случаев не было.
– Вы признаете себя виновным в том, что являлись участником контрреволюционной группировки духовенства, возглавляемой епископом Григорием Козыревым, и проводили антисоветскую агитацию?
– Нет, не признаю.
13 сентября Тройка при УНКВД по Калининской обл. приговорила о. Николая к расстрелу.
Расстрелян 17 сентября 1937 года.
31 мая 1989 года был реабилитирован Тверской областной прокуратурой по 1937 году репрессий.
Причислен к лику новомучеников и исповедников Российских на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года.
Награды
- орден Анны III степени (1915; за двадцатилетнее преподавание Закона Божьего)
Использованные материалы
- Игумен Дамаскин (Орловский). «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 3» Тверь. 2001. С. 174-176
- БД ПСТГУ "Новомученики и исповедники Русской Православной Церкви XX века"
[1] Сын Владимир поступил в Екатеринославский горный институт, но окончить успел только два курса, так как началась Первая мировая война, и он был направлен в Петергофскую школу прапорщиков, а затем на германский фронт. В связи с большевистской революцией и развалом фронта, летом 1918 года он вернулся к родителям в Бежецк, но вскоре уехал в Екатеринослав, откуда с отступавшей белой армией попал за границу. Некоторое время жил в Польше и работал механиком на заводе, а затем уехал во Францию и окончил в Париже физико-математический институт и горную академию.