24.07.2007 Знаменитый писатель Александр Солженицын считает, что Церкви в современной России за удивительно короткий срок удалось занять самостоятельную и независимую от властей позицию.
"Надо удивляться, как за короткие годы, прошедшие со времен тотальной подчиненности Церкви коммунистическому государству, ей удалось обрести достаточно независимую позицию", - сказал А.Солженицын в интервью журналу "Шпигель", перевод которого публикует во вторник газета "Известия".
Он не согласился с журналистом, заявившим, что Церковь в России "вновь превращается в государственную", и призвал его "не забывать, какие страшные человеческие потери несла Русская Православная Церковь почти весь XX век", подчеркнув, что "она только-только встает на ноги".
"А молодое послесоветское государство только-только учится уважать в Церкви самостоятельный и независимый организм. Социальная доктрина Русской Православной Церкви идет гораздо дальше, чем программы правительства", - считает писатель.
А.Солженицын также высоко оценил деятельность председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла, назвав его "виднейшим выразителем церковной позиции".
"А в последнее время митрополит Кирилл... настойчиво призывает, например, изменить систему налогообложения, уж совсем не в унисон с правительством, и делает это публично, на центральных телеканалах", - подчеркнул писатель.
Отпевание первого Президента России Бориса Ельцина иерархами Русской Православной Церкви в Храме Христа Спасителя, по мнению автора "Архипелага ГУЛАГА", было, "вероятно, единственным способом сдержать, избежать при похоронах возможных проявлений еще не остывшего народного гнева".
Отвечая на вопрос о своих религиозных убеждениях, А.Солженицын назвал веру "основой и укрепой личной жизни человека" и признался, что уже давно не испытывает никакого страха перед смертью.
"Вот в юности надо мной реяла ранняя смерть моего отца (в 27 лет), и я боялся умереть прежде, чем осуществлю свои литературные замыслы. Но уже между моими 30 и 40 годами я обрел самое спокойное отношение к смерти. Ощущаю ее как естественную, но вовсе не конечную веху существования личности", - сказал писатель.